|
Птица
Что же ты, птица моя не летишь
Грустно на сердце, в кармане шиш
Видимо, крылья твои тяжелы
Взлету мешают тупые углы
Соединяются дни в полосу
Черного цвета под кистью чужой
Нет, невозможно понять по лицу
Что там еще приключилось со мной
Друг против друга: а как же еще?
Все напрямую: дыхание, речь.
Может, в бессильи немеет плечо
Может и крылья пора поберечь!
Право, мне жаль, - это только слова
В паре стаканов живая вода
Ноги легки, но пуста голова
Взор так и блещет, а сердце из льда
Это ошибка моя - белый свет
Лучше чем ты - но и ты хороша
Птица, а может тебя уже нет?
Может, паришь ты, как в небе душа?
Точки на гранях, нелепый расклад
Брошены кости жестокой судьбой
Что мне шипы и заборы преград
Птица, ты где? Я иду за тобой...
1996 г.
* * *
Квартира, душно в ней. Закрыта форточка
И в пепельнице полный кавардак
Я на бутыль гляжу, присев на корточки
Бутыль пуста, все в прошлом, все не так.
Тоска-печаль за горло, как безносая
И хочется чего-нибудь глотнуть
Чтоб в зеркале не видеть морду постную
Я начинаю беспримерный путь
Я форточку открою, воздух с улицы
Впущу, все в прошлом, незачем гадать,
Что сбудется еще и что не сбудется-
Далекая труба зовет опять
Я к винному бегу, простив небрежности
В одежде и слегка нетрезвый взгляд
Собратьям по перу - какие нежности.
Все в прошлом, снова я бреду назад
Стакана два - туман, разноголосица,
Любовь и все творенья ей одной.
Пора, прощайте, время в небо броситься
Там были где-то крылья за спиной.
1996 г.
Пиратская песня.
Мне парус пел, но я еще не знал
Что паруса поют не хуже чем певцы
И никакой другой материи кусок
Нам не споет, как парус на ветру
Нам штерты хлопали, как хлопает народ
На площадях больших актерам из бродяг
Волна, влюбившись в нас, на палубу легла
Жемчужинами брызг и ластилась к ногам
Мы пробивали влет испанские борта
Их галионы шли на дно, к чертям!
Всех уравняет мудрый океан
И инквизиторов и бедных моряков
Нам вышло время - этот мир жесток
И золото - единственный король
Всю жизнь мы, кажется, проходим по доске
И нет другого, да и не найти
А кто не выдержал - он кормит рыб на дне
И нам не важно кто он был такой
Всегда над нами страшный черный флаг
И череп скалится со злобой на весь мир
1996 г.
* * *
Скользя над стволами, нам машут крылами
Последние птицы.
А я приближаю на листьях пожары.
Знакомые лица
Местами меняю, тоскую по маю,
По встречам, по песням
Без фарса и фальши. А что будет дальше -
Еще неизвестно.
Неистовый ветер, прошедшее лето
В холодных ладонях.
Бесплодно старанье когда невниманье
В запретах, в заслонах
Что нас разделяют и вечно мешают
Согреть эти руки
Сомнения памяти, боль расставаний
И горечь разлуки.
Мы думаем просто о тонком и остром
О кратком мгновеньи
О взглядах, касаньях, печалях, страданьях,
О скором забвеньи
И как птичьи стаи еще выживают
В такой круговерти
Мы вместе - но скоро - до первой же ссоры
А надо - до смерти
И если забвенье - то это спасенье
От близкой угрозы
На сердце тревога, казалось - немного -
И в слезы, и в слезы
Любимым за счастье, за светлые краски
Фортуне капризной
Мы платим за все поцелуем и лаской
А надо бы - жизнью
1996 г.
* * *
А метель с подвывом - призрачное скерцо
Разрывает болью рана в бедном сердце
Коготки терзают горького сомненья
Я взываю скромно к Вам о снисхожденьи
Средь сугробов белых, тихий и печальный
Ах, как Вы прекрасны в этом платье бальном
Там, в оконце желтом розовым шифоном
Вы мелькнете только, предо мной влюбленным
Взгляд Ваш - отраженье всей стихии мира
И воспеть, да сникла немощная лира
Лишь мольбы да вздохи, голос мой несмелый
Гаснет будто в вате средь сугробов белых
Правда, знаю точно, Вы добры и чутки
Снизойдете, знаю, может на минутку
Может и навечно, тут гадать не стоит
Время быстротечно, как судьба героя
Так бы и саднила в бедном сердце рана
Если бы ни губы Ваши - дона Анна.
1996 г.
Посвящение Константину Маланьину
| |
Мне когда-то воздастся сполна
И за то, что есть ты
И за то, что актер, и тем паче
За то, что игрок.
К.Маланьин
|
За окном снег такой же, как раньше. За много веков
Неизменна пора замерзания вод Ойкумены.
Выбирай, если сможешь, меж кольцами хладных оков
И дорогой в пространство пока неочерченной сцены.
Я твой трижды должник, я долги отдаю каждый миг
Я твой трижды должник за беседы в потемках и в свете
Вибирай, если сможешь, покуда еще не настиг
День без выбора, страшный твой день на уставшей планете
Не жилось тебе меж проституток и наглых повес
Там, где царствует зло да и свинства по самые уши
Может, вправду и лучше сквозь пену закатных небес
С болью в сердце смотреть на пустые и черствые души
Не сиделось тебе в забегаловках пыльных миров
Где подпольно пьют водку, занюхав протухшею рыбой
Не нашлось для тебя направления в розе ветров
Ты взрастил свою розу над новой кладбищенской глыбой
Суждено ей чужими заботами цвесть на века
Так хранима священиком мягкая свежесть просвиры
Но, как прежде, впивается жгуче твой взгляд игрока
Наблюдая печальные корчи безумного мира.
29 сентября 1996 г.
О художнике и о нас.
Под хладной поступью зимы
Чернеют листья.
За ними вслед чернеем мы
Под взмахом кисти.
Дрожит художника рука,
Видать, с похмелья.
Одно леченье на века -
Стаканчик зелья.
За светом истины пора
На дно сосуда.
Он властелин в чужих мирах.
В своем - Иуда.
Такая тишь, такая мгла.
В его сознаньи
Мы превратимся в тени зла
Без наказанья.
Мы превратимся в легкий дым,
В мираж в пустыне
Что нам печаль его, не с ним
пути отныне.
Мы все пойдем другим путем
С крестин на тризну
И не заметим, что живем
Пустые жизни
Без вдохновения, без слез
и без надежды.
Ломая клетку детских грез,
меняй одежды.
Прощаясь, он роняет вниз
Свою палитру.
А мы - какая, к черту, жизнь -
и за поллитрой.
19 ноября 1996 г.
Алексей Мельников. © 1999-2000
|
