| |
* * *
Он поднялся с постели в ужасную рань
Он заправил постель не спеша
Рассветало - никто не хотел умирать
Всем казалось, что жизнь хороша
Всем казалось - искать нужно счастье в простом
И на солнышке греться гуртом
И на каждом шагу и под каждым кустом
Будет стол накрыт, выстроен дом
Но никто не крестился и воздух остыл
Мелкий дождик. И ветер с Невы
Рвал с намокших деревьев сырые листы
А он шел, не покрыв головы
Под карнизами птицы, карниз - решето
Птицы вовсе понять не могли
Как прохожий без крыльев в обычном пальто
А идет не касаясь Земли
Но другие - чего там - завистливый люд
Кто со злобой глядел, кто с тоской
Сознавая, что будет последний приют
И случается вечный покой
Он парил над Землей, от сует далеко
А завистники шли стороной
Не поняв, почему же им так нелегко
И парить, как ему, не дано
Приключение было, исчезло, прошло
Не отставив в их душах следа
В вечеру, как всегда, за обильным столом
Спрыснут горе - уже не беда.
Ну, а он снова встанет в ужасную рань
Чтоб над городом птицей кружить
И пока не настала пора умирать
Он еще будет жить. Будет жить!
1999 г.
* * *
" Я не могу сделать этого. Сердце мое полно жалости"
А. и Б. Стругацкие "Трудно быть богом"
Не жалей ты нас, не жалей
Не достойны мы жалости
Очень долго живем на Земле
А все глупости, шалости
Никогда не встаем с колен
Бьем поклоны - все дай да дай
Не жалей ты нас, не жалей
Мы бессмысленная орда
Мы читали слово твое
Не для сердца, а для ума
Не жалей ты нас, не жалей
Сердцем надо уметь понимать
Мы в пустой веренице лет
Не о смерти твоей скорбим
Не жалей ты нас, не жалей
Не люби ты нас, не люби
Ту любовь, что когда-то ты
Всю отдал без остатка нам
Мы растратили на кресты
И на золото к куполам
И от жалости, от любви
Лучше всех нас с лица Земли
Без сомнений, без слез сотри
И опять сотвори
Не жалей ты нас, не жалей
Мы поймем - никаких обид
Дай спокойно пожить земле
Не люби ты нас, не люби.
1999 г.
* * *
Кто есть я в бессмысленной буче
Жизни, скачущей по страстям
Где Его Величество Случай
Правит бал на чужих костях
Кто есть я с печальным прононсом
Отвергающий острый меч
Но в душе благородное солнце
Все пытающийся сберечь
Ожидание - худшая мука -
Превращает судьбу в клише.
Но когда-нибудь чистые руки
Прикоснутся к моей душе.
Не испачкают черной краской,
Всякой грязи не нанесут.
Излучая тепло и ласку,
не поцарапают и не солгут.
Я - немного. Я та небольшая
Аномалия общих полей,
Сквозь которые поспешая
В рамках главных своих ролей
То все вместе, то каждый отдельно
Человеки куда-то в даль
Топчут Землю. Но безраздельно
Случай властвует - и это жаль.
Все твердят о какой-то верности
Идеалам, которых нет
Проявления закономерности
Однозначный дают ответ:
Легче жить в подчинении случая
Но без надежды совсем каюк
В ожиданьи чего-то лучшего
И касания чистых рук.
1999 г.
Авторекомендации.
Если пораньше выйти из дома, взгляд устремляя в даль
Можно успеть позабыть обычных дел непременный груз
Выкинуть, выбить, стереть из памяти общественную мораль
Думы тяжелые, к хлебу насущному тягу, вселенскую грусть!
Двигаясь медленно, втаптывать в Землю серую пыль дорог.
Силы направить на поиски вечные двух небольших вещей.
Всех сторонясь, никому не переча, не оставляя залог,
Главное - молча! Если узнают - могут погнать взашей.
Даже среди этой жуткой пылищи, даже среди камней
Не отвлекайся на мелочи, взгляду не дай потерять остроты
Может, добудешь песчинку мысли, корень многих корней,
Или разыщешь цветное стеклышко слова. Затем остынь,
Дай отдохнуть себе, но не долго, дальше свой путь держи.
К храму, что строится высшим прорабом без проектов и смет
Я не уверен, но вдруг это стеклышко ждут его витражи
Или песчинка поможет немного еще укрепить цемент.
Я не строитель, не молотобоец, не ведом мне грозный звук
Что порождает кайло, вгрызаясь в сланцев горючих пласт
Только учусь пером по бумаге скрипеть. И сравненье рук
Проиграю, поскольку пока мое слово не еда и не власть
Глянув ладонь мою, гордый рабочий мне не подаст руки
Разве что Ной, самый задрипанный, сжалясь, возьмет в ковчег
Все потому, что дома я не строил и не таскал мешки
А пытался искать сокровенное в слове, но непонятно зачем.
Может, простят жизнь мою вздорную, влившуюся в момент
След, хоть какой никакой, а все же - не фантом, не мираж
Если добуду песчинку, чтоб укрепить тот самый цемент
Или цветное стекло найду, чтоб украсить тот самый витраж.
1999 г.
* * *
В том краю, где прогноз погоды,
подчиняясь полярной шапке,
Ошибается очень редко
И завидует южным братьям.
Где в морях ни на грош свободы
Подо льдами. Где снежной лапкой
Нависает карниз над клеткой,
по которой не ходит в платье
Эта женщина. Может, юной
Мне назвать ее будет трудно,
Но сказать, что она старуха -
На такое язык не годен.
Сосны рядом звенят, как струны.
А в округе всегда безлюдно.
Даже призрак Святого духа -
Не прижился он в той природе.
Иногда, потеплей одевшись,
Выходя на пустынный берег,
Бесконечно прекрасным утром
Покидая пространство клети
Возле поля снегов безгрешных,
С перелетной своею верой,
На челне перевернутом утлом
Ждет подолгу тот самый ветер.
Скрыто в тайне земных пределов
Совершенство грядущей встречи,
Завершенность без всякой фальши,
Чем не может гордиться память.
Плюс к тому, кроме красок белых
Мне украсить пустыню нечем.
То, что с женщиной будет дальше,
Постарайтесь придумать сами.
В той природе, где снег по крышу
В той природе, где солнце - редкость
Там, где небо сильней и выше
Там бывает возможным счастье...
1999 г.
* * *
Вниз по черной веточке
Капля - мироздание.
В каждой малой клеточке
Просыпалось знание...
Я же к тому времени
Расправлялся с третьей
Сигаретною пачкою
За последний день
Вот что значит из дому
Выходить не лень.
Небо мое ломкое
Затопило криками
За неясной кромкою
За святыми ликами
Лебедь откровения
С коршуном отчаянья
Не на жизнь, а насмерть
Бьются над водой -
Нет, не обойдется
Небольшой бедой...
Море мое рваное
Белыми барашками...
Но серьезным ранам
Не помочь рубашками
Серой чайкой, молнией
Смерть бросает вызов
Прилетает вороном
К моему окну -
Так я не поверил бы
Что иду ко дну...
Капля - мироздание
Высохла на веточке,
Сигареты кончились
Или жизнь прошла?
Время каждой клеточке
бить в колокола...
1999 г.
* * *
Мир, как обычно, опять разделен
На части стеклом окна
Может - весна
За окном, но вряд ли - серая пелена
Дождей
Холодных, как лед,
Говорит об окончании осени...
Справа - стена, слева - стена
И за спиной стена
Вот и весь коверкот...
Стоит ли просто сидеть, потеряв ощущение
Свежести и простоты идей...
Может быть, мир людей
Существует, как всё, что можно представить,
А не наоборот...
И без простых затей
Как правило, жизнь скучна
Там - в четырех стенах...
Верь мне - выйди и пей простор!
Может его напор
Мир для тебя сошьет,
Не оставив следа
От швов и иглы.
Так сглаживает вода
Царапины зубьев времени - страшной пилы.
Не думай - пойти куда?
Формально здесь тоже множество стен...
Но среди множества сцен
Наша распахнута вдаль,
В самый большой простор...
Живое тепло - костер
Музыки и стиха -
Не гаснуть и не стихать.
Миг этот неповторим...
Объединение с ним
Есть светлых иллюзий цепь,
Наивных, нелепых, бескрайних, как степь,
Вязь скандинавских рун,
Линии критских букв, первобытной охоты ножи...
Знаешь - ты просто юн,
Если сердце твое пьет как судьбу, как жизнь,
Бурю гитарных струн.
1999 г.
Рассечение улицы.
На круг от лампы лист бумаги лег
Возьму перо, и помогай мне Бог.
Вот столбик спирта рассекает ноль
Туман табачный, скрученная боль
И возле сердца ноет левый бок
Я этой болью улицу рассек.
Как вспарывают брюхо судака.
Как два ноля кромсают на века
Тысячелетье. Выбор же простой -
На этой стороне ты иль на той?
Я опишу паноптикум стихом -
Три группы тут стоят особняком.
Слепцы и крысы, а из-за угла
Уже не веря, что любовь была,
Слегка довольны играми с судьбой
К ним висельники следуют толпой.
Но трещина вдоль улицы легла.
Соединить бы мертвые тела
С живыми, но лишенными зениц.
Но камень в лицах - будто нету лиц.
И пропасть ждет иное племя крыс.
Хотя звук тот же - старой флейты свист.
А впрочем, по порядку - не в первой
Смыкать больную душу с головой.
Да... Висельники, впереди - француз
Известный вор, поэт (мотай на ус)
Его слова - как стрелы, Робин Гуд,
Твои, остры. Обманщик он и плут.
Но как сюда попал - мне невдомек
Я помню из истории урок
Как герцог Орлеанский возгласил
Отмену казни. Что ж, ему мерси.
Вийон исчез. Повешен ли, убит -
Бег времени сокроет, умолчит.
Певец деревни, гордый, в тишине
Сергей Есенин в розовом кашне.
Костюм с иголки, взгляд всегда пустой
Чернее нет - так черен их покой
И плачут безголосо целый век -
"Ужо придет твой черный человек!".
Я вглядываюсь в стаю мертвых лиц
Какие лица - впору падать ниц.
Но вот не гнется слабая спина,
Гордынею душа обожжена.
И кажется - да будь хоть на Луне,
Мне скоро быть на этой стороне.
Живые - где вы? Я то жив пока,
хотя гнетет вселенская тоска.
Слепцы - те ошую. Нестройною гурьбой
Вперед их увлекает за собой
Их поводырь - такой же, как они,
Им не видать ни тени, ни огни
Ни пасти нависающих домин,
Ни трещину, заполнившую мир,
Ни приглашений блеклых мертвецов...
Им только слышен звук своих шагов.
Меня смущает брейгелевский вид
одежд их старых. В общем - колорит
Совсем не тот и век совсем не тот.
Хотя... не важно. Автор - идиот.
Не досмотрел, прошляпил - вот курьез.
В глазах все слезы, по спине - мороз.
Но главный, главный - это поводырь
Идущий вдаль, читающий псалтырь
Выдумывая тут же, на ходу
Про ночь и Вифлеемскую звезду.
И к пропасти - "Да вот она, звезда!"
Ступеньки вниз - обычно - в никуда.
Укравший жизни - снова будет красть.
Засранец, осознавший свою власть.
Ночь на дворе. Все тот же круг, перо.
А лист не тот. Но в лучшем из миров
Из тьмы возникнув, в чьих-нибудь руках
Мои бумаги обратятся в прах.
Дай Бог, чтоб нет. А мы ж, по мере сил...
Мне кажется, что я про крыс забыл.
Да, я забыл. О власти мысль была
И в голове звонят колокола
От страшного бессилья рвется нить
в тупом бессильи что-то изменить.
И так бы с этой мыслью я завис
Но вот попался на знакомый свист.
Вам кажется, что крысы уж не те
Что почернели очень в темноте.
Все реже, реже пуговички глаз
Ожесточенно пялятся на нас.
Звук не слыхать, а город тот давно
Мэр распродал за баб и за вино.
Нет, не в названьи дело, не в стране.
Как будто кто-то вспомнит обо мне
Когда покорнейше под чью-нибудь дуду
Из города тихонечко уйду.
Что город - Пермь, а может Карлмарксштадт
Тверь, Вена, Рим, Марсель, Ленинобад.
А может Гаммельн иль Санкт-Петербург.
А может юг. Далекий теплый юг.
Не важно - все равно возврата нет
В какой стране? Да ни в какой стране.
Любитель "фа" и деревянных лиц
Уводит крыс в страну ночных зарниц.
Но застревает времени песок
Не зря же здесь я улицу рассек.
Горячей магмой пышет мой разлом
И машет ангел огненным крылом.
Труба выводит злую ноту "соль"
(тут вспомнить "Откровения" изволь)
И серо-черный праздничный парад
Уходит прямо в этот жаркий ад.
Читатель тут усмотрит параллель -
Слепцы и крысы - им одна купель.
Смотри как хочешь - параллели нет.
Ночь. Тишина. Опять какой то бред.
Хотя... Народ, знакомые шуты...
И воровство, что хуже простоты.
Устало смотрит странный визави.
Друзья мои и недруги мои.
Любовницы. И ты - моя любовь.
Вы оторвите взоры от столов,
и от видений в сумрачных углах
где мрак вершит интимные дела.
Я утомил вас - ладно, Бог со мной
Уж голова полита сединой.
По мелочам в зануды выхожу
И отстраняюсь больше, чем дружу.
А впрочем, вам, должно быть, все равно
прочтете вы и скажете... - "Гавно!".
Скрипеть устал. Рука болит. Мороз.
Листы, внезапно мокрые от слез.
И возле сердца ноет левый бок.
Не вовремя я улицу рассек.
1999 г.
Алексей Мельников. © 1999-2000
|
